Несущий Свет - Страница 100

100

Добили! Он хотел крикнуть. Назло этим, доказать, что он здесь, что они рано обрадовались – но тут все: и тускло освещенный фонарями двор, и красный кирпич стены, и неподвижное тело, вокруг которого столпились убийцы, – стало тускнеть, расплываться и медленно исчезать…

– Степан… Степа… – на этот раз голос был другим, знакомым. Клочья тумана, застилавшие взор, исчезли, и Косухин узнал брата. Николай стоял перед ним, и взгляд его был печальным и спокойным. Приглядевшись, Степа удивился: таким брата он никогда не видел. На полковнике была белая парадная форма, золотом сверкала сабля у пояса, на груди тускло мерцала эмаль орденов. Впрочем, нет, Степа уже видел это – на фотографии и в том странном сне… Тогда Коля тоже встречал его – и почему-то торопил…

– Ну здравствуй!.. – брат наконец улыбнулся – слегка, одними уголками губ. – Пойдем, тебя ждут…

Степа хотел спросить, что все это значит, кто может ждать его здесь, и где это – «здесь», но Николай взял его за локоть:

– Мы еще поговорим. Ты молодец, Степан!.. Пойдем…

Косухин на мгновенье почувствовал себя совершенно счастливым: он снова с Колей, и брат – сам Коля! – назвал его молодцом. Но тут же его охватила тревога. Приближалось что-то, ради чего он и прожил свою недолгую жизнь…

Все исчезло. В глаза ударил невыносимо яркий свет, Степа невольно прижал к лицу ладони, но свет все равно пронизывал его насквозь. Ослепительно-белый огонь, ярче раскаленной стали, ярче самого солнца, забушевал вокруг, волны света захлестывали, сбивали с ног, и тут откуда-то из самой глубины послышался голос, позвавший его тогда, в первый раз, сквозь черноту забвения:

– Раб мой Степан! Ты сделал то, что было велено?

– Я… – говорить он не мог.

– Ты забыл наш уговор? Ты еще требовал платы. Вспомни о чечевичной похлебке…

Косухин вспомнил: да, он обещал. Но ведь он ничего не сумел сделать! Ничего! То, что скрывалось в Шекар-Гомпе, по-прежнему всесильно. Или… или он все-таки что-то успел?

Степа стал напряженно соображать, рука привычно полезла к затылку, и тут он понял: светящийся океан исчез. Косухин открыл глаза – перед ним встала черная стена гор. Под ногами была тропинка, а совсем рядом, в скале, темнел вход в пещеру. Степа огляделся: все это знакомо. Он уже видел что-то похожее – в тот вечер, когда всадники Джора доставили их с Ростиславом к первому ночлегу. Он решился и шагнул вперед по тропинке.

Вначале Степа увидел огонь: внутри маленькой пещеры горел костер.

– Заходи, Степан…

Теперь он узнал этот голос. Тот, с кем он разговаривал ночью у огня, сидел возле костра и держал свои большие крепкие ладони над языками пламени:

– Погрейся. Ты поделился со мной огнем. Теперь – моя очередь. Присядь…

Косухин послушно сел у костра. Странно, только теперь он почувствовал и холод и усталость. Но костер горел ярко, и усталость постепенно уходила. Его давний собеседник то и дело подбрасывал дрова, угли потрескивали, и постепенно Степа почувствовал, что начинает приходить в себя. Неизвестный улыбнулся и потер ладони, счищая прилипшие кусочки темной коры:

– Все плохое позади, Степан. Не спеши – все поймешь. Но главное знай: ты сделал то, что обещал. Ты просил награды?

Степе стало стыдно.

– Вы… это… извините. Сболтнул лишнее. Дверь эту светящуюся увидел…

– Теперь ты знаешь, что за нею?

Степа кивнул. Да, теперь он знал…

– Ты хотел вернуться. Тебе обещано – а такие обещания не даются попусту. Ты вернешься – но не туда, откуда пришел. Ты должен понять: под нашим небом такие законы неизменны. Но есть другие небеса… Твой путь не окончен, Степан. Дам один совет: то, что станет теперь твоим, береги, но не бойся отдать, когда придет день…

Это было уже совсем непонятно. «Другие небеса» – может, Америка, может, и чего подале. А вот «то, что станет твоим»…

– Ты поймешь, – губы незнакомца вновь улыбнулись, но глаза по-прежнему смотрели строго и серьезно. – А сейчас пора. Мы выполнили то, что обещали: ты – свое, а я – свое…

– Постойте, – Степа вскочил, почувствовав, что все вокруг: пещера, пылающий костер, его странный собеседник, – начинает медленно расплываться перед глазами. – Мне бы это… Поговорить…

– Не торопись… – Мы поговорим. Но ты должен прийти ко мне сам. Понял меня, Степан? Ты сам придешь ко мне…

– Я? – он еще успел удивиться, прежде чем наступила тишина…

12. ДОЛГ

Арцеулов прибыл к Большому театру ровно в полдень. Теперь Ростислав ничем не походил на щеголеватого командира РККА. Красные нашивки спороты, исчез дорогой кожаный ремень, вместо фуражки голову украшала старая потрепанная шапка. В кармане лежала справка, удостоверяющая, что «податель сего» не беглый врангелевец, а демобилизованный красноармеец Южного фронта.

Полчаса прошло. Косухина не было, и оставаться на этом оживленном пятачке становилось опасно. Ростислав заставил себя верить в лучшее. Оставалось завтра, а потом Арцеулов решил рискнуть и зайти к Лунину. Арцеулов даже подумывал нанести визит в Главную Крепость. Ведь проник же он в Шекар-Гомп, чтобы выручить излишне смелого краснопузого…

На следующее утро он уже собирался подцепиться к переполненному трамваю, чтобы ехать в центр, но что-то остановило. Внимание привлек газетчик: оборванный мальчишка выкрикивал какие-то нелепости о белогвардейских злодействах. Ростислав развернул «Правду» и понял: ехать незачем да и некуда…

На фотографии, обведенной жирной черной рамкой, красный командир Косухин выглядел странно серьезным, даже суровым. Таким Арцеулов не видел его даже после Тибета…

100