– Это было не так, Коля…
– Если ты выполняешь особое задание, так и скажи, – спокойно заметил Лунин. – Между прочим, месяц назад у Вождя было совещание по эфирным полетам. Создается группа во главе с товарищем Цандером. Знаешь такого?
О Цандере Степа не слыхал, но помнил слова Александра Михайловича о сроках, в которые можно восстановить программу. Выходит, работы уже начались. Карл Берг не зря вернулся в Россию…
– Николай, ты это… – проклятые слова опять не шли на язык. – В общем, Волков… Венцлав… врет. У него был другой приказ – не допустить запуска «Мономаха». Понимаешь?
– Нет, пока не понимаю. Если считаешь нужным – объясни…
Объяснение затянулось. Лунин требовал ясности, а вот этого как раз не хватало. К счастью, Коля считал те же бумаги, что и Косухин, – о медицинских экспериментах, о Бхотской Коммуне и всем прочем. Об оборотнях и подобной чертовщине Косухин упоминать не стал – и без этого история выходила излишне странная.
– Понял, – наконец кивнул Лунин и неторопливо стал свертывать самокрутку. – Значит, ты решил, Степан, что в Центральном Комитете действует вражеская группа…
– Ну, не обязательно там… – сам Степа едва ли решался говорить с такой определенностью. Но Лунин всегда называл кошку – кошкой.
– Выходит, что не ниже. Эта группа преследует какие-то свои цели, используя новейшие научные исследования. Заодно они обманывают партию – попросту врут…
Лунин затянулся, резко выдохнул дым:
– Многое непонятно, Степан… С такими данными я бы не пошел наверх. Мало доказательств. Если это правда… Степан, я говорю «если»… Венцлав просто станет козлом отпущения. Ну а тех, в Шекар-Гомпе, и так уже осудили. Выходит, концы в воду…
– Вот я и думаю, чердынь-калуга: найдем Берга…
– А если нет? Если его хорошо охраняют? Давай-ка подумаем…
Лунин порылся под кушеткой и достал пачку нарезанной обойной бумаги. Один из листов он расстелил на столе и взял карандаш:
– Что мы о них знаем? Состав? Кроме Венцлава?
Степа задумался. Никого кроме Венцлава и тех, в Шекар-Гомпе, он не знал. Разве что Берг…
– Не годится, – покачал головой Лунин. – Гольдина, как ты знаешь, похоронили два года назад. Даже если ты не ошибся, и это он – доказать будет трудно… Берг? Он человек посторонний. Такой группой должен руководить кто-то из своих…
– Приказ по Шекар-Гомпу подписывал товарищ Троцкий. А по «Мономаху» – Склянский – его заместитель, – выговорил Степа, тут же испугавшись того, что сказал.
– Страшно? – понял его Лунин. – Мне, признаться, тоже. Вроде так и выходит. Только закавыка тут…
Лунин нахмурился и потушил самокрутку в большой жестяной банке из-под монпасье:
– Слишком гладко получается. Венцлав – командир полка, а значит – из ведомства товарища Троцкого. Документы тоже подписали Троцкий и товарищ Склянский. Смекаешь? Случись чего – кто в ответе?..
Лунин замолчал и начал постукивать пальцами по столу – верный знак, что молодой комиссар о чем-то серьезном задумался.
– Вот чего. Не пожалею-ка я здоровья, съезжу завтра кой-куда. Очень интересно, кто направил Венцлава в Сибирь. Ведь Сиббюро, Степан, не в ведомстве Троцкого, правда? И еще – приказ по «Мономаху» помнишь?
Косухин кивнул. В свое время он был ошеломлен этими документами, а затем, обдумав, отметил некоторые странные несуразности. В приказе Склянского не сказано об уничтожении программы и срыве пуска ракеты. Требовалось взять работы под контроль – и ждать новых распоряжений.
– Вот я и сообразил, – подтвердил его догадки Николай, – не совпадает. Кроме того – когда, говоришь, ракета, ну…
– Стартовала, – подсказал Косухин, – 20 января…
Эту дату он забыть не мог… Холодная зимняя степь, рыжие холмы, неровная цепочка китайских траншей. И – гром, ударивший ровно в полдень…
– А вот приказ, Степан, подписан чуть ли не в феврале. Разумеешь?
Степа вскинулся:
– Задним числом, чердынь-калуга? Да зачем?
– Вот я и думаю – зачем? Не для того ли, чтоб товарищ Склянский на нем расписался? В общем, проверю. А ты, Степан, подумай: может, еще чего вспомнишь… Кстати, а твой Ростислав с какой радости всем этим занялся?
Ответить на это было нелегко. Ясное дело, не из дружеских чувств к первому государству трудящихся. Проклятый беляк видел в этом какую-то тайну, чуть ли не секрет того, что случилось в победном Октябре и позже.
Лунин выслушал не особо внятные Степины пояснения и пожал плечами:
– Никак и вправду контуженный. Сдать бы твоего Коваленко в ЧК! Ладно, погодим… Он мне давеча деревяшки с буквами показывал – он что, их тоже к делу приспосабливает?
Вот незадача! Степа и сам не очень-то понимал странные занятия Арцеулова. Образованный вроде мужик, книг начитался…
– Черт его, интеллигента, поймет! – Косухин скривился, как и полагалось большевику при слове «интеллигент». – Думает, чердынь-калуга, что те, которые Венцлава послали, используют какие-то древние, ну, артефакты…
Пришлось объяснять Лунину значение этого слова.
– Понял, – наконец кивнул Николай. – То ли контуженный, то ли и вправду умен этот твой интеллигент… Ладно, заболтались. Надо картошку сварить, товарищ орденоносец. Не голимый же спирт потреблять!
За чистку картофеля принялись вдвоем. Косухин вообще не стал бы заниматься подобным буржуйским делом, сварив ценный продукт по-пролетарски, «в мундире», но дотошный Колька прочитал в «Красной газете», что варить картофель подобным образом небезопасно для здоровья. Уговоры приятелей не действовали, и картофель приходилось чистить. Впрочем, в два ножа дело шло быстро.